Чужой среди чужих

Чужой среди чужих

 

          Наверное, мало среди нас есть таких людей, которые во всей полноте знают, что такое быть одному на всем белом свете. Когда в трудную минуту тебе не от кого ждать поддержки и помощи, когда некуда прийти, если над тобой сгущаются тучи, некому позвонить, чтобы услышать родной голос. Ты один... Припоминая все нелегкие моменты жизни, понимаешь, что часто именно родственники приходили на помощь и поддерживали, окружали заботой, и от одной мысли о том, что тебе есть на кого положиться, что бы ни случилось, уже становилось легче на душе. 

           Дети детдома и выпускники интерната... С какими проблемами они сталкиваются в жизни? Как их решают? Что означает - жить, не имея ни одного родного человека в этом мире? Об этом предлагаем вашему вниманию свидетельство Валерия Погора, человека нелегкой судьбы, выходца из детдома, а на сегодняшний день – христианина и исполнителя христианских песен.

________________________________________________________________________

Брошенный
          Моя мать часто выпивала, поэтому материально жила тяжело. Она решила от меня отказаться после рождения, так как на тот момент я у нее был уже четвертый, и она, видимо, боялась, что не сможет обеспечить мне нормальную жизнь. Мама родила меня в семь месяцев по совету акушерки, оформила все бумаги и отправилась домой. Вскоре меня перевели в дом ребенка, в 3 года - в детдом, а в 8 лет - в интернат. Одно из моих самых ярких воспоминаний в детском возрасте - когда я плачу, уткнувшись лицом в подушку, потому что очень хочу иметь братика или сестренку. Хотя бы кого-то родного. В тот момент я уже понял, что у других детей в детдоме есть родные, а у меня нет. У меня не было и друзей в то время. Я был очень одинок. И однажды один из мальчишек сказал мне, что знает мальчика, на 2 года младше меня, сильно на меня похожего. Я захотел его увидеть. Когда мы встретились, я посмотрел на него и понял, что он действительно похож на меня. Тогда я сказал ему: «Как хочешь, но с этого дня я буду считать тебя своим братом!» Мы с ним подружились, и только во втором классе я узнал, что он мой родной брат. Я очень радовался этому и всегда старался заботиться о нем.
          В первом классе я понял, что брошенный. Однажды мы шли в школу по территории интерната. А по другую сторону забора тоже шли дети. Но какие-то другие дети. Тогда я спросил свою воспитательницу, кто они, куда идут и что у них висит на спине. Она рассказала, что они живут в семьях, что у них есть папы и мамы. Что они тоже идут сейчас в школу, а на спине у них ранцы с учебниками. Из ее ответа я понял, что у меня тоже есть родители, но они меня бросили. В то время я почувствовал, что есть другая жизнь. У нас в группе всегда было 35 человек детей – огромное количество! Я не представлял себе, что может быть иначе, и у меня появилась надежда на то, что я не отсюда, что где-то кто-то меня тоже ждет и любит. Потом я часто стоял у ворот интерната и ждал, что за мной придет мама. Я смотрел на всякую женщину, проходящую мимо, и думал, что это моя мама…


Школа выживания

          Но время шло, и, живя в детдоме, я понял, что меня никто не ждет и не любит. И это меня как бы разбило изнутри. Вообще жизнь в детдоме жесткая. Это заведение делает из тебя такую личность, чтобы в любых условиях ты мог выжить, мог постоять за себя. Если будешь слабым, то и дети, и взрослые тебя будут считать за ничто, за пешку. Тебя будут тогда использовать в своих целях, потому что будут видеть, что ты боишься. А я по росту был самым маленьким в группе и самым слабым, так как физически плохо развивался. И единственное, чем я мог защищаться тогда, это был голос. У меня был очень сильный и противный голос. Я начинал кричать, и от меня отставали. Позже я научился себя защищать по-другому.
          Несправедливость в детдоме была везде. И даже со стороны взрослых. Однажды я перевел бабушку через дорогу, и она дала мне рубль. В то время это были большие деньги для ребенка. И этот рубль я отдал на хранение моей воспитательнице. Спустя какое-то время я решил купить что-нибудь вкусное для своих одноклассников, чтобы завоевать их уважение, и попросил у своей воспитательницы этот рубль назад. Она мне отказала. Тогда я начал кричать, швырять в нее стулья. Я делал это очень долго. Но пришла другая воспитательница и отвела меня в отдельную комнату. Там она стала меня пороть. Я понял, что чем громче я кричу, тем сильнее она меня лупит. Тогда я перестал кричать. Рубль мне так и не вернули.
          Нас наказывали физически примерно до 5 класса, пока это можно было делать. Порой это было заслуженное наказание, а порой нет. И хочу сказать, что незаслуженное, неразборчивое наказание ожесточает человека, делает его более изощренным и изворотливым во лжи и в поступках.
          Среди детей была борьба за авторитет, за господство над другими. Были свои правила и порядки. Например, мы дрались до первых слез. И тот, кто заплакал первым, считалось – проиграл. Это по-своему закаляло нас, делало более выносливыми и агрессивными.
          В 90-е годы во времена кризиса был момент, когда в детдоме была нехватка еды. В то время мы, не страшась наказания, сбегали из детдома в поисках еды. Кто-то подрабатывал, кто-то ходил по помойкам, кто-то воровал.
          Люди за стенами детдома относились к нам с жалостью. Но те, которые жили в соседних домах, боялись нас, потому что они видели, как мы живем, какие мы. Основная масса детдомовских детей с ранних лет – профессиональные воры. Однажды одна бабушка из соседнего дома попросила меня прийти к ней помочь передвинуть мебель, и я пришел с одним товарищем, который был таким вот вором. Войдя в квартиру, он быстренько окинул ее взглядом и, когда мы вышли, с разочарованием сказал мне: «Ой, да у нее и взять-то нечего!» Эта женщина потом сказала мне: «Валера, больше не приводи его ко мне». Сам я тоже воровал, но у людей, которые относились ко мне по-доброму, не мог ничего взять. Воровал, в основном, у тех, в ком видел зло, жестокость, жадность.


Одиночество
          Самым тяжелым в детдоме для меня было осознание, что я никому не нужен. Я частенько бродил один по парку возле корпуса и плакал от того, что меня никто не любит. Плакал, когда был один, потому что, если увидят, – всё, ты слабак! Я любил сидеть по ночам, когда уже все спали, на широком подоконнике в комнате и смотреть в окно. В то время я задавал много вопросов. И самый главный: почему я никому не нужен и меня никто не любит?
          Я практически ничего не боялся, кроме того, чтобы быть униженным и быть нищим, когда вырасту. Для нас, детей детского дома, нищета – это когда тебе нечего кушать и не во что одеться. Я много раз в детском своем воображении представлял, как я вырасту, стану красивым и высоким, буду работать, модно оденусь и приду к воротам детдома, плюну в их сторону и скажу: «Посмотрите, вот кем я стал!» Мы ненавидели детдом… Ненавидели, потому что много было несправедливости, и мы ее видели. Все было по расписанию, все было по шаблону. Я любил петь – мне запрещали петь, я любил рисовать – мне запрещали рисовать. Потому что мы всегда должны были делать то, что делают остальные и именно в то время, которое для этого было отведено. Нас никто никогда не спрашивал, чего ты хочешь, никто не интересовался тем, как твое настроение. Хочешь – не хочешь, нравится – не нравится, есть настроение – нет настроения, ты должен всегда подчиняться, делать то, что от тебя требуют. А если твои желания не совпадали с расписанием, то их жестко пресекали, а если ты бунтовал – тебя наказывали.
          Я особенно благодарен одной воспитательнице. Она, увидев, что я очень нервный, агрессивный и плохо засыпаю ночью, научила меня вязать. Это меня очень сильно успокаивало. Я стал вязать шарфы, носки, шапки по вечерам, до тех пор, пока не засыпал. Мне с детства было необходимо кому-то изливать душу, с кем-то говорить, но было некому и не с кем. В то же время мне было необходимо побыть наедине с самим собой, подумать. А в детдоме днем это практически было невозможно сделать. Поэтому вечерами, после отбоя, я привык быть наедине с собой.
          В подростковом возрасте я всегда выглядел младше своих сверстников. Они стали большими, высокими, стройными, а многие из них и красивыми. А мне в мои шестнадцать с трудом давали 12 лет. Некоторые из мальчишек дружили с девчонками. Мне тоже хотелось быть, как они. Но в то же время я не хотел взрослеть, а хотел оставаться ребенком, чтобы быть защищенным. Я как бы разрывался между двумя этими желаниями. И эта проблема жила во мне. Также я стал задаваться вопросами: зачем я живу, кто я, почему у меня такая судьба. Но ответов не было, и я заглушал всю эту боль грехами. Я не испытывал ни сожаления, ни раскаяния за совершаемые плохие поступки. Наши воспитатели учили нас атеизму, говорили, что Бога нет. Изредка к нам приезжали верующие люди, чаще всего на Рождество, и дарили нам подарки, показывали спектакли. А после их отъезда воспитатели рушили в нас зарождавшуюся веру, говоря: вы подарки от них принимайте, а слушать их - не слушайте, они говорят неправду. Бога нет.


Первая молитва
          Но все же в это время в моем сердце забрезжил рассвет. Однажды я случайно попал в Церковь на богослужение и уверовал в Бога. Я знал, что теперь мне нужно будет возвращаться обратно в интернат, и уже жить там по-другому. Я попросил Христа, чтобы Он дал мне сил не продать Его в трудную минуту. Бог много являл мне милости в то время. У нас в детдоме уверовало 16 ребят, и мы собирались и молились Богу тайком. Против нас восставали другие, но Бог действовал сверхъ-естественным образом, давая удостоверение, что Он с нами. И наши недруги превращались в наших друзей. Кто-то из них тоже уверовал. Но в моем сердце еще было сильное желание заработать много денег, быть крутым. И однажды оно возымело надо мной власть. Мало-помалу я стал катиться опять в пропасть и вскоре совсем забыл о Боге.
          До 18 лет я был в интернате. А прямо перед выпуском выкрал свои документы и уехал в другой город, где поступил в училище, о котором слышал много хорошего, потому что не хотел идти учиться в училище-интернат, где учились почти все выпускники детдома. В том училище, столкнувшись с детьми из обыкновенных семей, я почувствовал разницу между мной и ними. Я сразу увидел, что эти дети в большинстве своем были избалованными, неблагодарными своим родителям. Они совершали плохие поступки не из-за нужды, а чтобы поразвлечься, показать себя крутыми. Они сначала относились к нам, детдомовцам, с жалостью, но когда поняли, что за нами никто не стоит, начали унижать и притеснять нас.


Обращение к Богу
          Я мечтал о красивой жизни, о деньгах, чувствовал в себе силы их заработать и для себя, и для своего брата, о котором я старался заботиться на протяжении всех этих лет. И все поначалу складывалось для меня хорошо, но в один прекрасный день я очнулся на кровати в психиатрической больнице с диагнозом – эпилепсия. Приступы стали учащаться, и уже в скором времени я пришел совсем в плохое состояние. Я продолжал лежать в больнице - месяц, другой. Голодный, в этих ужасных условиях. И вот однажды мне вспомнилась Церковь, и я решил помолиться. Это была Новогодняя ночь. Я попросил у Бога прощения за все свои грехи и сказал, что очень хочу есть, потому что нас в больнице совсем плохо кормили. Через некоторое время я уже сидел за столом, полным кушаний. Медперсонал больницы отмечал Новый год, и они почему-то вспомнили именно обо мне и привели меня к этому столу в ту ночь. Так Бог показал, что Он слышит меня и готов опять помогать мне. Следующей просьбой, обращенной к Богу, было мое желание выйти из больницы. Я попросил у Бога, чтобы какой-нибудь незнакомый человек пришел и забрал меня оттуда. Так и случилось. Приехал незнакомый мне человек из Церкви, которую я когда-то посещал, и сказал: «Мы за тебя молимся, и Бог положил нам на сердце забрать тебя». Меня с трудом отпустили только спустя время из-за моего плохого состояния. А через три месяца Бог исцелил меня. Я был на одной христианской конференции, где молились за исцеление больных. Я даже не понял в тот день, что получил исцеление. Но с того дня приступы оставили меня совсем.
          Я стал членом Церкви. Мне всегда хотелось петь, и как раз в Церкви я начал петь и писать тексты песен.


Семья
          В 26 лет я нашел свою маму. Я спросил ее, кто еще из братьев и сестер у меня есть. Я всегда мечтал иметь большую семью, родных людей, которые бы никогда от меня не отвернулись. Оказалось, что нас было семеро. Я с ними познакомился. Мать попросила у меня прощения в первый же день нашей встречи. Я ночами плакал перед Богом, прося, чтобы Он дал мне сил ее простить, потому что обида была очень сильной. И Господь помог мне это сделать. Он открыл мне, что мой непростой путь был для меня благом, потому что это помогло мне познакомиться с Ним. Сейчас я часто приезжаю к маме в гости. Говорю ей о Боге, а она слушает и плачет. Моя печаль о том, что она никак не может оставить выпивку.
          Бог дал мне и жену. Она тоже сирота. Она приняла Господа, и мы поженились. У нас родилась прекрасная дочка. Именно после рождения ребенка мы особо почувствовали, что мы одни. Некому из родственников было прийти помочь, научить, как обращаться с маленьким ребенком. Моей жене было очень тяжело. Дочка постоянно плакала, а она не знала, что с ней делать. Я звонил друзьям из Церкви и просил прийти и помочь. Слава Богу за их помощь!

Семья Валерий Погор mirsbogom.ru

          Бог всегда особо заботился обо мне. Сколько раз я был в положении, когда мне негде было жить, когда мне нужны были деньги или работа, и Бог всегда помогал мне. Давал успех во всех делах, расположение людей и т.д. Он усыновил меня в 16 лет, и Он не бросил меня и ведет дальше по жизни. Сегодня наша семья имеет свой собственный дом, то, о чем я не смел даже и мечтать.
          Хочу обратиться к детям, выросшим в семьях, и пожелать им, чтобы они всегда любили и почитали своих родителей. И благодарили Бога за то, что у них есть семья, родители, которые заботятся о них. А также, если вам на пути встречаются дети-детдомовцы, не зазнавайтесь перед ними, а лучше помогите, чем сможете. Слава Богу за все!

 

 


Валерий Погор, Молдова
Подготовила И. Мартынова по материалам христианской
телевизионной программы "Влияние"

Переход к другому выпуску

ВЫПУСК 60 2016\2